Подземные воды: Эксклюзивное интервью группы Аненербе для сайта фестиваля Русская Вещь

В последний день февраля високосного года в бункере ЕСМ, он же клуб Арктогея, он же студия Евразия ТВ, собрались несколько мужчин. Двое из них были из мытищинской музыкальной формации - группы с очень двусмысленным названием - Аненербе. Взаимодействие евразийцев и Аненербе уже имеет небольшую, но насыщенную историю. Знакомство состоялось в сентябре, с подачи Ника Рок-н-ролла, затем последовал концерт на евразийском антителевидении, затем выступление на фестивале Русская Вещь, и наконец предстоящий завтра (6 марта) совместный концерт с группой Ниргуна в клубе STRANGEL.

В последний день февраля високосного года фронтмен группы Ниргуна Илья Дмитриев и главный редактор Евразия ТВ Дмитрий Ефремов записали интервью с лидерами формации Аненербе – Юрием (вокал) и Сергеем (гитара).



Илья: Итак, вы из Мытищ. Я знаю ещё по крайней мере одну мытищинскую группу – «Оцепеневшие»

Юрий: «Оцепеневшие» - это скорее фрязинская группа

Илья: Ну, от вас – это сколько метров

Сергей: полчаса

Илья: Ходьбы?

Сергей: на электричке

Илья: А как же вы тогда друг друга знаете?

Юрий: по музыкальным моментам. Наш перкуссионист участвовал в проектах Вороновского.

Сергей: скажем так: друзья друзей. Которых всё больше и больше

Илья: А как сложился ваш коллектив?

Юрий: история долгая и наверное скучная – наверное не стоит о ней рассказывать…

Илья: Если будет очень скучно – я этот кусок вырежу

Юрий: Коллектив возник по причине общения людей – сосредоточения людей, желающих заниматься творчеством, испытывать какие-то позывы… Это круг людей, которые интересуются музыкой – очень широкого спектра. Ну и в силу бытовых обстоятельств решили заниматься музыкой

Сергей: Получилось так, что в какой-то момент мы с товарищем решили заняться музыкой, поскольку в Мытищах появилась база репетиционная. И, едучи в электричке с этим вопросом, мы встретились с Юрой – случайно.

Юрий: едва друг друга зная.

Сергей: причём решили заняться музыкой в общем плане – без конкретных мыслей.

Илья: В каком году это было

Сергей: если точно – это было после первого приезда группы Coil

Юрий: нет, это было до приезда Coil.

Сергей: вначале был, конечно, полный хаос, но потом стала выделяться структура

Илья: Вот смотрите: основную мелодию у вас задаёт саксофонист

Юрий: да, саксофонист

Илья: Когда он у вас появился?

Юрий: приблизительно в то же время – спустя несколько месяцев. Всё это время мы пытались что-то из себя выродить посредством долгих экспериментов со стилистикой, долго не могли определиться

Сергей: в то время мы рок-музыку не слушали категорически и заниматься ей не собирались – случайно вышло.

Илья: А какую вы музыку слушали?

Сергей: Coil, Death in June, Current93

Юрий: и на них пытались ориентироваться

Дмитрий: а как так получилось, что вы играете очень энергичную музыку – по сути хардкор. Хардкор с дудками.

Сергей: Нет, не хардкор.

Дмитрий: Давайте тогда определимся, что играет группа «Аненербе»

Моно-панк, пост-панк

Дмитрий: Ни фига не пост-панк

Сергей: Если судить по диску, то там с нами работал Серёга – человек, участвовавший в «Пургене», в «Порноавтоматах».

Юрий: он хардкоровый барабанщик и какие-то – да - нотки он задаёт

Сергей: сейчас мы стараемся делать немного другую музыку и действительно работать ближе к пост-панку

Дмитрий: Нет. Вы играете русский народный хардкор. С дудками. В пост-панке должна быть эмбиентная составляющая…

Не правда

Дмитрий: вы вообще не панки

Сергей: вам виднее, как слушателям

Дмитрий: а вам не всё равно на слушателей?

Сергей: нет. После занятия музыкой у нас появилось много близких нам людей, поэтому нам не всё равно. А хардкор нам не близок. А возвращаясь к вопросу о том, как получилась именно та музыка, которую мы играем – случайно. А если уж говорить о панке, то нам более близок прото-панк.

Юрий: Игги Поп, New York Dolls

Дмитрий: но вы же радикально отличаетесь от всего этого. Вы совсем другие.

Сергей: Ну мы и не собирались их копировать…

Илья: Ладно, давайте отвлечёмся от определений. Вопрос: как рождаются песни. Как музыка и текст находят друг друга.

Юрий: Это просто-запросто. Как правило, я пишу текст, показываю его Серёге, Серёга делает рифы, а аранжировку делает весь ансамбль.

Сергей: ребята это дела слышат, и каждый добавляет что-то от себя, саксофонист придумывает свои партии.

Юрий: Тут надо сказать про одного человека – Сергея Суворова, у которого мы делали эту запись. Сам человек из группы Ольги Орефьевой – басист, звукач. И у него есть своя студия в Институте культуры. Мы просто так сказать отдали себя в его руки мужественно. Он причём даже мне однажды приснился в рясе. Собственно говоря, вся концепция записи – его. Записать именно столько дудок и сделать именно такой звук, как есть на диске.

Сергей: Я бы начал ещё более издалека. Эта запись, о которой идёт речь, которую мы слушаем – это не первая запись, а вторая. Первая запись, которую мы до вас всё никак не довезём – это дарк-фолк. На одном из концертов к нам подошёл человек, работавший в тот момент звукооператором у Юрия Антонова. Он сказал, что то, что мы делаем ему близко и предложил поработать. Когда мы ехали к нему на сессию, оказалось, что Серёга «Гном» - наш барабанщик по каким-то причинам на сессию ехать не может, а время уже обговорено. Мы тогда решились отвлечься от нашей программы

Юрий: и записать акустическую программу

Сергей: Получился мини-сиди из пяти вещей: акустическая гитара, вокал, саксофон и характерные для дарк-фолка эффекты

Юрий: Ну, дарк-фолк тоже всуе не стоит упоминать, а то опять сейчас как с панком получится…

Сергей: Наоборот, я считаю, что на нём стоить по-подробнее остановиться

Илья: У вас же у обоих на теле есть татуировки с символикой Death in June – австралийский театр в кольце Уробороса, который поймал самого себя на крючок

Сергей: Когда мы эту пластинку писали – трудно было объяснить человеку, что такое дарк-фолк, что это не КСП никакое, что у этого жанра есть свои законы. И мы эту работу в результате делали сами.

Дмитрий: мне кажется основная разница между КСП и дарк-фолком – в идеологии прежде всего

Сергей: Ну как объяснить звукооператору разницу в идеологии!

Илья: Мне кажется, что в тональности основная разница

Юрий: КСП – это все-таки музыка для отдыха больше. Музыка тренировочных костюмов, водки, братания.

Сергей: А дарк-фолк – это музыка индивидуальная, тут никакого братания быть не может. Но дело не в этом – давайте всё-таки вернёмся к тому, к чему всё шло. Когда мы искали возможности записаться в полном составе, то Аркадий – этот самый человек, который помог нам записать ту работу, познакомил нас с Сергеем Суворовым. И мы попали к нему в институт культуры. У нас были какие-то свои идеи, мы что-то у себя в голове прокручивали… Серёга нас сразу ошеломил своим безумием и масштабом

Юрий: И энтузиазмом

Сергей: Он сразу сказал: я знаю всё, что вы думаете, что вы будете думать – отменяется всё.

Юрий: как кошка, которая видит на двенадцать минут вперёд. Он видел вперёд на несколько недель. В общем, он сделал этот альбом. Он сделал аранжировки саксофонов. Вплоть до того, что на одной из вещей он сказал: «что-то мне ваша партия баса не понравилаь. Я её стёр и записал свою».

Илья: А как получилось так, что появились кавера Ника Рок-н-ролла и «Чудо-Юдо»?

Юрий: Они появились из дружеских взаимоотношений с этими персонажами.

Илья: И с Аркадием Северным?

А с Аркадием Северным получилась такая штука: в какой-то момент появилась его кассета – и оказалось, что его творчество всем нам близко.

Дмитрий: Особенно творчество Аркадия Северного близко к русскому национальному дарк-фолку

Юрий: Хардкору. Это пласт. Пласт культуры.

Илья: Вопрос по поводу текстов. Логической, дискурсивной целостности в текстах нет, но тем не менее какая-то целостность есть – и я не могу понять – какая?

Юрий: В первую очередь это… Человек, перед тем, как сесть писать текст, должен ознакомиться с началами орфографии и синтаксиса.

Илья: Точно! Вот, например, песня «Да – демиурги». «Да» изначально употребляется как союз, как аналог «и». Но когда эта фраза повторяется рефреном, то получается «Да, демиурги!». Об этом можно лекцию прочитать, но сейчас это уже работает на таком уровне… Вот солдат, когда воюет – он забывает, за что воюет. Он идёт и колет штыком. Забыл уже за кого, за что. Он видит врага. Приблизительно так же и у нас. Когда-то это имело под собой какую-то почву, мы все были с ней ознакомлены, приняли её. А теперь всё это идёт уже не то чтобы машинально… Мы несём в себе импульс, который нам придали.

Дмитрий: Хорошо, что ты о войне заговорил. Давай обратимся к песне «Капитуляция». Это очень социальная вещь. Она, как мне показалось, насыщена образами гибели страны, гибели империи. Так ли это?

Юрий: Фактически все песни этим насыщены. Это вибрации, не какие-то конкретные эпизоды. Мы ловим вибрации.

Сергей: Да вот это наиболее правильно Юра говорит. Так получилось, что текс «Капитуляции» я сочинил – единственный. Я просто проснулся утром и её сочинил.

Илья: Но само слово «капитуляция» несёт на себе нагрузку – некоего подавления, поражения. Давайте всё-таки попробуем поразмышлять: кто и перед лицом кого подавлен?

Сергей: Неосознанно, необдуманно просто какие-то слова пишутся, из них лишнее убирается. Это подавление этими самыми вибрациями, которые витают в воздухе. Творчество – это ведь негативный весьма процесс.

Илья: А кто определяет – что лишнее, что останется.

Сергей: нет такого ответа. Всё очень зыбко.

Юрий: отбросил художник, который каким-то образом понимает, что лишнее, а что должно остаться. Мы всё-таки работаем не с идеями, а с образами. Но в то же время вот на что я могу обратить внимание: в каждой капитуляции есть свой ход. На самом деле это не капитуляция, а манёвр. Может быть

Дмитрий: Давайте поговорим о песне «подземные воды» - кто её автор? Она абсолютно метафизическая

Юрий: Она метафизическая – да – песня…

Дмитрий: Только не надо мне рассказывать о том, что ты написал её, выкинув лишние слова…

Юрий: Нет, нет. Я написал её очень рано. Ехал на электричке… Есть стихотворение Тютчева о подземных водах, которое я к сожалению не помню целиком…Ну и когда мы увлекались… Любознательные были юноши – увлекались всякими оккультическими такими… персонажами…

Сергей: О, я вспомнил, о чём капитуляция!

Илья: Давай выкладывай

Сергей: Там же всё просто – просто загруженность работой даёт о себе знать. Там всё просто – она из двух частей. Первая часть – это некие образы прошлого. А вторая часть – это просто про нас.

Дмитрий: Ну ты так подходишь, тоже мне – разобрал раз, разобрал два, а меня эта песня, между прочим, очень тронула

Юрий: Там очень много кадров…

Дмитрий: …изнутри подземные воды

Так мы же сейчас про «Капитуляцию» говорим.

Дмитрий: А…

А что касается «Подземных вод», то сама собой напрашивается расшифровка о том, что «подземные воды» - это восстание структуры, это что-то, что тобой не учтено…

Дмитрий: Для меня важнее то, что сама фраза «с потолка потекут подземные воды» локализует тебя в определённом месте, потому что иначе подземные воды с потолка…

Юрий: Да – не польются

Сергей: Надо сказать, что это наша первая песня

Юрий: Вообще самая первая

Илья: А «Демиурги»… Это же самая драйвовая песня, настоящий шлягер, на эту песню можно было бы даже клип снять

Юрий: Да, она такая… героическая. С этой песней была такая история: у Серёги была песня на стихи Маяковского «Двое в комнате – я и Ленин». Она игралась на эту самую музыку – и она была в запасе. А в какой-то момент появился текст «Демиурги», и Серёга предложил переложить его на эту музыку. Скажем так, замазать текст Маяковского.

Илья: Это удивительно, что текст и музыка изначально существовали отдельно друг от друга, потому что сочетание – идеальное

Юрий: Да, так бывает.

Дмитрий: Я думаю, что для «Аненербе» «Демиурги» - это песня разряда «Anarchy in the U.K.»

Визитная карточка

Дмитрий: Ребят, я знаю, что вы – люди не молодые. Чем же вы занимались всё это время? Я, например, знаю, что ты, Сергей воздерживаешься от алкоголя, что наталкивает на подозрение о том, что у тебя была очень бурная, наверное, насыщенная юность – так ли это?

А я ещё вспоминаю песню «Чудо-Юдо» про вино, которую вы перепели…

Сергей: Накаркали

Дмитрий: Ну а чем вы занимались до «Аненербе»

Сергей. Да ничем особенно не занимались

Юрий: Совершали массу глупостей – как и все молодые люди, наверное.

Дмитрий: Например, какие глупости

Юрий: Общеизвестные глупости…

Дмитрий: Девушку убил?

Или дедушку…

Сергей: Да нет, обычные злоупотребления

Юрий: Я сейчас вот о чём подумал: мне недавно девушка рассказала – она видела, как маленькие мальчики одиннадцатилетние двенадцатилетние щупают в магазине манекен – трогают его за грудь. И делали они всё это с серьёзными лицами. Так вот она предположила, что это такое вот познание мира, мол они чего-то там хотят нащупать. А я предположил, что это скорее всего глумление над взрослым миром. Каждый ребёнок хочет подсознательно поглумиться над взрослым.

Илья: Дискредитировать его…

Юрий: Может быть… Да. Ну вот мы в то время занимались не познанием, а глумлением скорее всего.

Дмитрий: Вот смотри, Сергей, у тебя есть сын. Ты можно сказать в целом цивил. И при этом ты играешь…

«Капитуляцию».

Дмитрий: Да, что такое для тебя семья. Может быть капитуляция

Сергей: Какая капитуляция…

Юрий: Скорее наступление

Сергей: Семья – это, скажем так, тылы. Вернулся с атаки, а там супчик есть.

Юрий: У нашего саксофониста семья – четыре дочки.

Дмитрий: О вот это да! Хорошо в принципе, но для саксофониста…

Юрий: Особенно восьмого марта

Дмитрий: Тут даже не в восьмом марте дело. Я не знаю, что он с ними будет делать дальше, но он… Надеюсь, воспитает достойных девушек русских народных

Сергей: Миша – осетин

Илья: Человек, занимающийся какой-то артистической деятельностью, изначально отталкивается от какого-то представления о том, что уже существует, что дано. Какое-то определённое наследие существует, какие-то столпы, какой-то контекст. В каком контексте начинаете вы, как вы себе представляете – кто был до вас, с кем вы считаетесь, от кого отталкиваетесь, а кого – наоборот – отрицаете?

Юрий: Начнём с авторитетов, потому что всё-таки группа называется «Аненербе», то есть «наследие предков»…

Сергей: «Чудо-Юдо»

Дмитрий: Какая связь между наследием предков и «Чудо-Юдо»

Юрий: Собственно, наш альбом называется «Тени забытых предков» - по фильму Параджанова.

Я вам расскажу очень смешной анекдот по поводу «наследия предков», «Аненербе» и «Чудо-Юдо». Было чудовище рыба-кит, которое вылезало...

Юрий: ... и у него был город...

Сергей: ... на спине...

Дмитрий: Это по поводу «Чудо-Юдо» и группы «Аненербе».

Сергей: Кстати, они раньше всех были. То есть, когда я на них был в 89 году, мне было 18. Когда вышла на сцену группа «Чудо-Юдо», то в двухтысячном зале Горбушки был аншлаг, люди на спинках стульев стоял.

Дмитрий: Мне это трудно понять потому, что я там не был... нет, я был в 96 году на Горбушке. «Чудо-Юдо» совсем не вписывается в то, что вы поете, я слушал вас целиком. «Аненербе» - это группа, которая просто бьет нам по ушам, она мне до безумия нравится, но она вообще никак не попадает в «Чудо-Юдо».

Юрий: Мы же не преподносим это как собственную эстетику, мы просто делаем каверы.

Сергей: Просто решили в ней поучаствовать, отбить себе некие трибьюты.

Дмитрий: Я бы хотел вывести разговор немного на другую тематику. Ты человек претендующий на некую ступень в даркфолке, например, тем паче, человек обладающий определенными оккультными и иными знаниями, который, по крайней мере, к этому стремился, который это изучал, обжигался на них. В этом смысле я хочу попытаться от тебя вынести подтекст песни «Подземные воды», я хочу услышать его от тебя. Я хочу, чтобы ты мне его сказал

Сергей: Колись, Юра, колись! Тебя раскусили...

Юрий: Это очень атмосферная песня.

Дмитрий: Это песня об аде?

Юрий: О чем?

Дмитрий: О месте, где мы находимся.

Юрий: Скорее, об сверх-аде, или не совсем аде потому, что песня содержит много обращений: ты, ты, ты… я сделаю с тобой, то, я сделаю с тобой это. Персонаж песни, к которому обращаются во втором лице, не умер, к нему обращаются, поэтому он и жив хоть в какой-то мере, в определенном пласту жизни. А подземные воды – это скорее субстанция. Это тревожная песня.

Дмитрий: тревожная и очень страшная, она алкогольный дилириум, напоминает белую горячку.

Сергей: вначале пришли песни, а все остальное было позже. Это уже после песен были злоупотребления и все остальное.

Юрий: этот момент тоже есть, придумывается песня, а потом происходят какие-то события... Это как законы физики.

Илья: У меня тоже такое бывает, когда напишешь стих, и только через какое-то время понимаешь, о чем он был на самом деле.

Дмитрий: Насколько тебя это убило, и убило ли?

Сергей: Пережили мы все это достаточно нормально. Последнее, что нас с Юрой постигло – это пара лет, проведенные в игровых автоматах. Буквально, мы только пару месяцев только из них вышли.

Дмитрий: Класс!То есть, вы лечились игровыми автоматами от того наваждения, которое на вас напустили ранние тексты

Сергей: Просто они нам случайно встретились на пути, и мы в них задержались на пару лет.

Дмитрий: Клин клином, это то же самое, что лечить ОРЗ сифилисом.

Илья: Когда я работал на складе, я видел, как люди играют в очко.

Сергей: Все вышло совершенно случайно, я попал в отдельный коллектив, который был с этим связан. Я посмотрел и решил, что это прикольное дело. То есть, это, действительно прикольно, пока человек здоровый, пока у него есть какая-то грань. Эта грань по-быстрому стирается. Я показал Юре, Юра сказал: да, прикольно!

Дмитрий: Я тоже когда-то играл, и я один раз проиграл 5 тысяч рублей, но это было один раз, и больше я туда не ходил

Сергей: Поподробнее осветите…

Дмитрий: Я проиграл в казино пять тысяч, и у меня просто с собой больше денег не было, я ушел. На кого ваша музыка похожа, как вы думаете?

Сергей: Когда мы начинали у нас был какой-то базис, грубо говоря, интеллектуальный базис некоего знания музыки, знания литературы, или минимум, ее части. На основе этого базиса все и стало происходить. Собственно говоря, работа в группе и игра в группе не зависят от человека, человек зависит.

Дмитрий: Я не могу назвать ничего похожего, я бы назвал это хардкором, но вы со мной не согласились.

Юрий: Мы иногда задумываемся над этим, но очень редко.

Сергей: Постпанк нам гораздо ближе, чем хардкор

Юрий: Это, скорее, какое-то единство шести человек, из которых состоит группа.

Дмитрий. Обращаюсь к нашему недавнему прошлому: “Voodoo people” - “Magic people”?

Юрий: нет.

Сергей: Эстетика «Prodigy» нам тоже очень чужда.

Юрий: “Magic people” – это чилдрен.

Дмитрий: Но, как говорил Алистер Кроули, наступает эра коронованного ребенка.

Юрий: Да, ребенок жесток. Эра искреннего ребенка, настоящего ребенка, жадного и жестокого

Дмитрий: Ну так Voodoo people Magic people or not?

Юрий: Вы как-то к неграм так это, на самом деле.

Илья: Возвращаясь к теме разговора, две группы могут быть похожи или не похожи, как и два исполнителя. А один и тот же коллектив или исполнитель культовый для кого-то может быть гением и примером, а кто-то скажет, что это вообще лишнее. Из тех, кто у всех на слуху, назовите парочку тех, за кого вы отдадите свой голос и тех, против кого. Заодно попрошу не забывать на днях усопшего нашего соотечественника.

Сергей: Если начнем с покойного, то близок он нам не был, мы его воспринимаем как своеобразный символ. Действительно, он имел влияние на наши неокрепшие умы в соответствующем возрасте, которое прошло с укреплением этих умов.

Илья: То есть, это культ, который вы не практикуете.

Сергей: ну что это за культ, посмотрите, кто его практикует, это же…

Дмитрий: А я думаю, что Летов как раз продиктовал это Voodoo people - Magic people, это его тема.

Юрий: но это чернушный культ.

Дмитрий: Абсолютно.

Илья: Аненербе это не чернушный культ?

Сергей: Нет.

Юрий: Аненербе – это здоровая депрессия.

Дмитрий: Все хорошо, позитивно-депрессивная группа, называется Аненербе, ничего не имеет общего с фашизмом.

Юрий: Депрессия – это реакция, то есть мы…

Илья: Реакция на что? Как вы можете описать то, на что вы реагируете

Юрий: На вибрации.

Илья: Но какие? Вы можете как-то дифференцировать вибрации?

Юрий: Нет.

Какой-то дискурс.

Дмитрий: Да, действительно, я никогда еще не замечал, что слово вибрация совпадает со словом дискурс. Смотрите, что-то можно утверждать, а что-то можно отрицать. Есть ли такая формулировка на словах о том, что группа Аненербе отрицает, и что-то, что она утверждает. Можно ли это как-то сказать или найти.

Юрий: Можно, группа Аненербе отрицает любые проявления скуки, общечеловеческие банальности, неспособность, лень.

Сергей: Ну что тут ответить!?

Дмитрий: Хорошо, скажи, тогда что не любишь.

Юрий: Суп гороховый…

Сергей: Глупость.

Юрий: Хотя с другой стороны, пока живут на свете дураки… скорее агрессивную глупость.

Илья: Вы говорите про вибрации, но они же, наверняка, разные. Вы можете их как-то описать словесно?

Юрий: Понимаешь, когда в лягушку тычут иголочками, то у нее проявляется рефлекс. Это приблизительно то же самое, это рефлекс. Так что мы мало реакционируем, мы рефлексируем. Это дергание лапами.

Илья: В творчестве это, а вот сейчас, когда вы отвечаете на вопросы, происходит то же самое, или что-то по-другому. Я уже заметил, что заставлять вас говорить какие-то слова не очень для вас естественно, но коль уж скоро мы вас вытащили на это поле. Что вы еще нам можете сказать?

Юрий: Мы просто очень долго уже общаемся…

Дмитрий: Да. Теперь остается только драться, выхода нет потому, что ты тут стоишь, иголка у нас в руках, больше ничего не остается делать

Сергей: Давайте все-таки вернемся к музыке. Когда был вопрос об отрицании покойного Егора Летова, и мы ни о чем дальше не пошли.

Юрий: почему отрицание? Мы его воспели как факт.

Летов – это что-то на уровне Дмитрия Медведева.

Дмитрий: Летов – это вообще не тест, тест – это Мерелин Менсон.

Сергей: У меня по этому артисту есть мнение, что это мне близко. Это культура конца 90-х, она вызывает во мне столько отвращения, только Менсон из этой культуры мне понравился. Я нашел в этом артисте драматизм.

Илья: Но смотри, если взять все жесты Менсона и все его словосочетания, то это, по большому счету, сводится к тому, что «меня корячит, и все, что вы делаете – это вас корячит, и я вам показываю то, что всех нас корячит, что хотите с этим делать, то и делайте»

Дмитрий: Вчера Медведев сказал в новостях: «Я открою новые 24 перинатальные матрицы».

Илья: Не верю, не верю, не верю!

Сергей: Еще я увидел в Менсоне артистизм, чего нет у других его коллег.

Юрий: В то же время любой западный артист – это своего рода граф Калиостро.

Дмитрий: То есть, вас Менсон не прет.

Сергей: Менсон для меня противоположность группы «Рамштайн», которая для меня отвратительна.

Юрий: Для меня тоже.

Илья: На уровне образов, на уровне того, что они визуально из себя представляют?

Сергей: Да.

То есть, за «Рамштайном» чувствуется какая-то нарочитость.

Дмитрий: На самом деле, мы ничего не знаем об этой группе. Группа «Рамштайн» для нас не открыта, она закрыта, это какая-то вещь где-то даже не в себе.

Юрий: Немножечко к Мерелину Менсону. Я был на отстройке, когда Козырев участвовал, и меня Менсон удивил своим подходом. Он сказал: сколько у меня будет секунд до вспышки этого. То есть там все очень профессионально.

Дмитрий: Когда Менсон последний раз приезжал в Москву?

Четыре года назад

Дмитрий: Мне тогда приснился покойник, а я собирался купить билет и пойти на Менсона. Я собирал всех на концерт Мерелина Меснона, и мне приснился Мерелин Менсон. С этим чертовым глазом он бегал за мной по улице и пытался отнять у меня косуху и избить за то, что я с волосами.

Илья: Как вы относитесь к Эмо?

Дмитрий: Вы эмо-фашисты или эмо-коммунисты?

Илья: Нет, эмо-фашизм это очень локальное явление.

Юрий: Я раньше в Зиг-Заге работал.

Сергей: Мы очень поздно узнали об этом явлении, почему-то мы им занимались. Скажу просто, что это всего лишь детское поколение. Они не работали сегодня, смены не отработали перед тем, как вы сюда пришли. Вы вот после работы сюда пришли

Юрий: Зачем двум взрослым мужикам, интересоваться детской модой, переодевать им их подгузники? Это не наше занятие, собственно говоря, мы на это даже как-то внимания не обращали.

Илья: Какова роль визуальной составляющей в том, что вы делаете? Если вы находитесь на сцене, то как это выглядит, вспоминая опять же о Менсоне, у которого визуальная составляющая очень сильна? Что вы можете по этому поводу сказать?

Юрий: Как мы хотим себя видеть со стороны?

Дмитрий: Что вообще хотите видеть, и какое этому придаете значение?

Сергей: Я имею небольшие с группой разногласия потому, что это важно именно нам с Юрой, добиться что-либо от группы сложно. Кроме вас двоих никто вообще не хочет работать над собой в плане визуализации.

У вас перкуссионист очень колоритно смотрится.

Юрий: Вот это и есть шаманизм!

Сергей: Вокруг перкуссиониста Макса вообще сложилась такая ситуация, что мы не видели, что Макс делает потому, что он все время где-то в углу, и что он делает, там не видно. А то, что он делает, мы увидели, только в записи. Мы не представляли, что он делает. А басист и саксофонист люди фотогеничные, они смотрятся в любом виде.

Илья: Вы согласны, что группа не только в том виде, в каком она делает звук.

Сергей: Согласны, мы всегда готовились, у нас денег не было, но мы умудрялись пойти купить за копейки рубахи, а сейчас как на свадьбу на каждый концерт.

Юрий: И что-то, действительно, чертовское должно быть на сцене.

Дмитрий: Аненербе, вы мне, отчасти, не по музыке, но по вашей жизненной позиции напоминаете группу Холодный дом. Вы – пацаны, в самом хорошем понимании, вы так же общаетесь, живете такими же понятиями, и при этом вы какие-то даркфолковые, продвинутые, Coil слушаете.

Илья: Это мне напомнило моего друга скорпиона из Ярославля, который прожженный совершенно человек. Сама эта тема, на мой взгляд, очень интересная, как мы рефлексируем потому, что по сути эта пацанская тема есть иррефлексивная тема. Только как это претворяется в сценическом образе вместе с жизненной уличной тематикой.

Дмитрий: Я говорю о людях, а не о сценическом образе, это совершенно другое.

Илья: Но это же имеет какое-то сообщение со сценическим образом

Дмитрий: Конечно, но ты видел Юру, ты видел Серегу на сцене – это разные люди.

Илья: Я бы не сказал.

Дмитрий: Как это нет, когда да?

Юрий: Я бы просто сказал, что это сохранение юношеского максимализма, сохранение и донесение через возраст. Тот же юношеский максимализм и в 35 и в 40, только без всяких негативных веществ, которых я нахватался в молодости.